Почему Свидригайлов отпускает Дуню? Этот вопрос - камень преткновения для всех размышляющих над романом. Этот поступок ему вроде бы не к лицу - ведь он "ужасный человек", для него нет нравственных преград. И еще вопрос: ну хорошо, отпустил Дуню - но зачем же было стреляться? (Напомним, что Свидригайлов, "мистик отчасти", боится смерти. Что же заставило его преодолеть, отбросить этот страх?) Разве не мог он утешиться с той же Катей? А на Васильевском острове не ждала его разве очаровательная невеста? И еще вопрос: с какой это стати стал Свидригайлов творить добрые дела? Пристроил детей Катерины Ивановны, Раскольникову предлагал денег, чтобы тот мог бежать в Америку, невесте подарил пятнадцать тысяч... На все эти вопросы и недоумения можно ответить одним вопросом-ответом: а почему бы и нет? Разве мало у Достоевского героев, сочетающих дурное и доброе начало? Вот и Свидригайлов из таких. Чему тут удивляться? Но это вопрос лукавый и неверный. Удивляться есть чему. Если не у каждого, то почти у каждого читающего роман возникает убеждение, что Свидригайлов злодей, "ужасный человек". Поэтому, когда этот "злодей" совершает то, что не пристало совершать злодею ("не привилегию же в самом деле взял я делать одно только злое"), это воспринимается как нарушение правил, как противоречие замыслу. Как возникает такое убеждение? В какой степени оно обосновано? Соответствует ли оно "замыслу"? И как вообще можно судить о замысле?
