Некогда Сократ, обвинённый в смертном преступлении, и от защитника отказался, и перед судьями не угодничал, а держался вольного упорства (порождённого высокостью души, а отнюдь не гордынею!) ...Наконец, уже почти со смертоносной чашею в руке, разговаривал он так, словно ему угрожала не бездна смерти, а восхождение в небеса [1. Приступ]. Рассуждал и говорил он об этом так. Два есть пути. Два есть пути, две дороги для душ, отходящих от тел [2. Разъяснение темы]. Кто пятнает себя людскими пороками, впадает в ослепляющие похоти и оттого или оскверняет пороком или нечестием свой дом, или затевает неискупимые коварства и насилия против своего государства, у тех дорога кривая, уводящая их прочь от сонма богов. А кто сохранил себя чистым и незапятнанным, меньше всех занимался делами телесными и всегда был от них отрешён, тот и в людском теле вёл жизнь, подобную богам, и такие люди находят возвратный путь туда, откуда пришли [3. Причина-довод]. При том вспоминает он лебедей, которые недаром посвящены Аполлону, потому что, видимо, получили от него дар предвиденья: как они, предчувствуя, что в смерти – благо, умирают с наслаждением и песнею, – так пристало умирать всем, кто добр и учён [4. Подобие]. В этом не приходится сомневаться – лишь бы не случилось с нами в наших рассуждениях о душе то, что часто бывает, когда смотришь на заходящее солнце и на этом совсем теряешь зрение; так и острота ума, обращённая на самое себя, порой притупляется, и поэтому мы утрачиваем зоркость наблюдения [5. Противное]. Так носится наш разум, как ладья в бескрайнем море, среди сомнений, подозрений, многих колебаний и страхов [8. Заключение]. (Редактируй,это не мое)
